Фильм Владимира Герасичева «Жизнь. Инструкция по применению» и. Дайте,пожалуйста, рабочую ссылку для скачивания фильма.
На свете нет любви сильнее, чем любовь родителей к своим детям. Об этом только предстоит узнать главному герою комедийной мелодрамы «Инструкции не прилагаются» — мексиканскому мачо из Акапулько, Валентину. С тех пор, как он повзрослел, Валентин боится ответственности, поэтому предпочитает не заводить серьезные отношения с девушками. Один короткий, ни к чему не обязывающий, роман сменяет другой и парня это вполне устраивает.
Дайте людям внятные инструкции. 2842 "Аэропорт": фильм -несказка; 4705 3 За скандал в Запорожье наказать обещают участника.
Фильм на DVD с помощью Ashampoo Burning Studio? Дайте пошаговую инструкцию по записи фильмов. Аватар пользователя Гость.
«Фильм интересен, когда является инструкцией о том, как он снимается»
И производство фильма часто становится частью его содержания. когда, помимо его прямого содержания, фильм является еще и инструкцией о том, как, собственно, он снимается. А мы бы «подождите, дайте -ка вспомнить».
Это ни к чему. Маркус Хант - дайте ему инструкцию и он освоит что угодно, Другие документальные фильмы онлайн на эту тему.
Мне всегда было интересно понимать технологию производства, условия и обстоятельства, в которых работает тот или иной автор, угадывать мотивацию и ту самую необходимость, которая им движет. Идея кино всегда связана с этими вопросами. И производство фильма часто становится частью его содержания. В первую очередь это касается независимых фильмов, когда вторым слоем мы угадываем и те экономические трудности, с которыми приходится сталкиваться режиссерам, исключившим себя из корпоративной логики. История кино — это история методов, долгий разговор о том, как сделать это искусство более демократичным и независимым. Производство — вопрос идеологический, вопрос о самой сути, что же такое кино? Это борьба против монополизации этого понятия, например, государством и большими корпорациями, или, другими словами, это борьба против различных структур власти. Лично для меня фильм интересен только тогда, когда, помимо его прямого содержания, фильм является еще и инструкцией о том, как, собственно, он снимается. Я, например, не пишу сценариев, но у меня есть своего рода подготовка. Работа над фильмом начинается с некоторого размытого пятна. Это нечто несфокусированное, какой-то довольно посредственный образ. Например, это может быть фрагмент текста и вытекающий из этого вопрос: кто его произносит? Похожим образом свою методологию описывал Фолкнер, работая над романом «Шум и ярость». Все раскручивается по спирали: ты не видишь истории, никакой целостной, объемной картины, только неубедительный фрагмент, который почему-то очень обнадеживает, вселяет уверенность. Нужно признать, что действительно, несмотря на неубедительность этой методологии (которая скорее является анти-методологией), работа над фильмом может начинаться именно так. А это может повлечь за собой то, что и вся структура окажется случайной, совершенно не надежной, осыпающейся. Здесь не существует никакой гарантии — только авантюра. Но эта — очень высокая степень неопределенности — может неожиданно сработать, дать результаты. Возможно, это похоже на ситуацию, когда вы плохо знаете чужой язык, но пытаетесь объясняться, отдаваясь интуиции, то есть — какому-то врожденному чувству языка, который ведет вас несмотря ни на что. Так ориентируясь на ритм и звучание, вы что-то говорите, будучи не совсем уверенными в том, что именно вы говорите. На раннем этапе я завожу множество блокнотов и выписываю туда обрывки речи, фразы, услышанные на улице, вычитанные в книге словосочетания. Так, например, для одной из свои работ, я нашел в потоке новостной ленты фразу: «пожарные продолжают вести агрессивную стратегию борьбы с огнем». Эта фраза была написана на пределе языка, в ситуации надлома; в ней есть нечто лишнее, какая-то недопустимая перегруженность, трудный ритм и горькое послевкусие. Но такие найденные осколки языка, выловленные из временного потока реди-мейды, в данном случаи важны не в качестве «найденных», а как симптомы истории, документы, приоткрывающие загадочную реальность, являясь и нездоровым румянцем, и комментарием одновременно. В каком-то смысле фильм сам кристаллизуется вокруг режиссера. Режиссер притягивает события, людей, истории, точно так же как другой человек притягивает неприятности. С режиссером всегда что-то должно происходить, это должно быть его имманентным свойством, которое намного важнее умения писать сценарий. Каждый фильм должен основываться на новом опыте. И к этому можно добавить, что фильм возможен только как исследование (в котором никогда не известен результат), смысл которого можно определить как поиски самого фильма, его архитектуры, его собственных законов, его рифм и перешептываний. Необходимо формулировать задачи, писать манифесты, читать манифесты других кинематографистов, но главное — понимать контекст фильма, время, в пределах которого он возникает и то, что именно делает его появление возможным. В процессе подготовки (как и позже, — в процессе съемок) я записываю множество видео-интервью. В них участвуют совершенно разные люди: иногда близкие друзья, но чаще — малознакомые люди. Иногда я просто расшифровываю интервью: все слово в слово. Превращаю их истории в своего рода монологи и предлагаю эти тексты актерам, возможно, у которых был совершенно другой жизненный опыт. Но иногда эти истории так невероятны и содержательны, что ничего больше и не нужно. И такие фрагменты могут неожиданно появиться в теле фильма, смещая его жанр в сторону документального кино. Кино — это стол переговоров, нечто, что не может быть решено раз и навсегда. Поэтому у фильма должна быть максимально открытая структура, то есть такая структура, которая не предполагает для зрителя пассивной роли, а включает его в соавторы. В некотором смысле, я не хочу видеть, как кино застывает, принимая окончательную форму и длину. Поэтому последний (по времени) проект, над которым мы работали — Unfinished Film — не имел ни финального монтажа, ни точной длины. Мы хотели, чтобы фильм менялся от показа к показу и состоял из различных фрагментов, которые мы могли бы включать или исключать по своему желанию, действуя в рамках сиюминутной логики. В интервью я часто расспрашиваю о времени: каким вы видите сегодняшний день и нашу недавнюю историю? В каких словах можно об этом говорить? Мучительное ожидание, бездействие? В какие моменты нашей общественно-политической жизни время замирало, а в какие начинало нестись вскачь? Монтируя фильм, я думаю о ритме, как о череде длинных и коротких эпизодов, различных по динамике и сюжетам, которые должны соответствовать этому чувству времени, будто являясь его уменьшенной копией. Unfinished Film является второй частью трилогии. Первый фильм — «Похороны Курбе» — был снят на телефон за три месяца с февраля по апрель 2014 года. По сути, он состоит из документальных, интуитивных, случайных съемок. И хотя фильм был снят в начале 2014, интонационно он должен был отсылать к другому времени — к началу 2011 года, которой воспринимается нами как некий итог и закат двухтысячных. История, тесно развернувшаяся между 2011 и 2014, началась выступлениями за честные выборы, продолжилась тюремными заключениями невинных людей и закончилась войной.
Служба безопасности Украины заявила, что перехватила последние инструкции помощника президента РФ Владислава Суркова.
